фoтo: Aлeксaндр Aстaфьeв
— Устaнoвкa рoстoвыx фигур пaтриaрxoв вoкруг xрaмa Xристa Спaситeля — oчeнь стрaннoe и нeoчeвиднoe рeшeниe, — рaсскaзaлa «МК» Eлизaвeтa Лиxaчeвa, директор столичного Музея архитектуры имени Щусева. — Аналогов такому прославлению в истории искусства нет и не было. Так никогда не делали, и это не комплимент.
Наиболее близкая аналогия проекту, по словам искусствоведа — древнеримские галереи портретов предков. Такие скульптуры — обычно бюсты — можно во множестве увидеть в Капитолийских музеях. А один из самых колоритных — портрет вольноотпущенника Луция Цецилия Юкунда — в виде слепка стоит в Римском зале ГМИИ имени Пушкина. Это настоящий, фотографически точный портрет — с переломанным носом, бородавками и прочими «особыми приметами». В Средневековье богатые и знаменитые люди переключились на живопись, но иногда заказывали и скульптуры, говорит Лихачева. Ставились они, как правило, в специально выделенных местах замка и были предметом гордости владельцев этих замков.
Духовные особы тоже становились моделями для скульптур. Объемные портреты римских пап делал даже величайший из итальянских скульпторов — Джованни Лоренцо Бернини.
Это не портреты
— Есть нюанс, точнее, даже два. Во-первых, большинство изображений, предлагаемые к установке, портретами не являются, говорит директор Музея архитектуры. Они представляют собой некие представления ныне живущих скульпторов и заказчиков о том, как выглядели патриархи прошлого. А на что опираться скульптору, если достоверных изображений патриархов старого времени — от Иова до Адриана — попросту нет? За отсутствием традиций светской живописи максимумом реалистичности были портреты-парсуны — жанр очень специфический. Но и такие портреты имеются не для всех патриархов. А реконструкцию внешности по останкам провести тоже невозможно — тем более, что некоторых из покойных патриархов причислены к лику святых и их останки — это святые мощи.
Во-вторых, галереи скульптурных портретов предков — это атрибут частного пространства. Родового замка, например. Изображения римских пап, кстати, действительно порой стояли во дворцах и присутственных местах бывшей Папской области. Но это были скульптуры не духовных лидеров, а монархов. Портрет главы государства над головой у чиновника — что может быть естественнее?
— В публичном пространстве, — отмечает Елизавета Лихачева, — обычно ставились статуи живых или умерших правителей, это была одна статуя на площадь.
Конечно, античность знала и скульптуры без портретного сходства. Причем помногу и в общественных пространствах. Но что это были за скульптуры? Античные боги и герои, то есть самые настоящие «кумиры», о которых в качестве прецедента лучше не говорить.
Для традиции русского православия памятники святым и вообще духовным особам — дело новое, можно сказать, начатое в XXI веке. Дело в том, что православная церковь, наследующая Византии, вообще не одобряла скульптурные изображения в храмах. Корни этого — в Никейском каноне, появившемся как итог борьбы с идолопоклонничеством. Единственная значимая традиция церковной скульптуры в России — это деревянные статуи XVI – XVII веков, в основном северные. Главный сюжет этой традиции — «Христос в темнице». Что же касается статуй западного стиля, то тот же патриарх Адриан был настолько против этой традиции, что чуть не предал анафеме самого Петра I (за что русское патриаршество и поплатилось 200-летним упразднением).
Доминировать надо уметь
Есть и еще одна проблема, замечает Елизавета Лихачева. Любая скульптура — это вторжение в городскую ткань. На протяжении долгого времени скульптур в городах не было вообще — если мы говорим о европейской культуре. Их можно было увидеть только на соборах, в качестве украшений порталов. Лишь в XV веке начинается довольно долгий процесс возвращения скульптуры в городское пространство. Этот процесс завершился тем, что Микеланджело поставил на Капитолийской площади памятник Марку Аврелию. С тех пор сложился канон городской скульптуры. Она акцентирует площадь, придает ей дополнительные смыслы. Очень важно, что такая скульптура должна быть заметна со всех ракурсов и точек зрения. Это специально рассчитывалось. Памятник — доминанта площади, иначе он никому не нужен.
Так вот, за последние годы у нас в Москве появилось всего два памятника-доминанты — это церетелиевский Петр I и князь Владимир Салавата Щербакова. Остальные памятники последних лет годятся лишь на роль «малых архитектурных форм». Но проблема в том, что очень многие из них пытаются претендовать на большее — например, памятник Калашникову. Это полноростовой памятник на большом постаменте. Или памятник Гермогену в Александровском саду. Но ни того, ни другого попросту не видно в ландшафте! Они спрятались, потому что поставлены крайне неудачно с точки зрения окружения. И поэтому Гермоген, например, воспринимается как «наездник» тех самых лошадей, которых поставил на Манежной площади еще Юрий Лужков.
Блогеры будут рады
Если проект будет воплощен «как обычно», то получится хоровод из странных (незнакомых большинству зрителей) людей в клобуках. Вряд ли их удастся сделать визуально легко узнаваемыми. А если нет — то это будет странное зрелище. 16 мужчин, стоящих спиной к городу, лицом к храму. Спиной к храму — тоже странно, но хотя бы можно представить их защитниками веры (защищаемый объект — за спиной). Это смешно просто с точки зрения здравого смысла.
— Представляю себе, сколько глумливых фотосессий и роликов на тему «Встаньте, дети, встаньте в круг!» появится в интернете, — говорит искусствовед. — Возможно, возникнет и традиция прикасаться к ним «на счастье». Сначала люди побоятся полировать руками одеяния бронзовых патриархов, а потом, возможно, если постаменты будут маленькие, то до них будут дотягиваться.
Вечерняя рассылка лучшего в «МК»: подпишитесь на наш Telegram-канал