фoтo: ru.wikipedia.org
Зa вклaд в дeтскую литeрaтуру Тoкмaкoву удoстoили престижной премией имени Александра Грина. А как все начиналось?
Профессиональный лингвист, с блеском закончившая МГУ, детским писателем стала случайно. Перевела книжку шведских народных песенок — для сына. Муж, известный иллюстратор Лев Токмаков, настоял отнести ее в издательство. А там попросили перевести еще.
Она то переводила с любимых шведского и шотландского, то писала сама. Простые, добрые рифмы разошлись по детским садам и начальным школам.
Куда в машинах снег везут?
Наверно, в странах жарких
Его ребятам раздают
На Новый год в подарках,
Получат полные кульки –
И все бегом играть в снежки!
Снежки не долетают,
На жарком солнце тают,
И только лужи там и тут…
Куда в машинах снег везут?
Но самые известные произведения Токмаковой — в прозе. Повести «Аля, Кляксич и буква А» и «Может, нуль не виноват» среди родителей первоклашек до сих пор считаются бестселлерами. Говоря на языке детей, без дидактизма и назиданий книги пробуждают интерес к математике и грамматике.
Токмакова любила вспоминать, как получила напутствие от Самуила Маршака: «Когда я перевела шотландские песенки, Заходер пугал, что Маршак меня съест. И вот однажды в коммуналке, где я тогда жила, раздается звонок и голос Маршака (он всех называл «голубчиком» и без конца повторял слово «алё?»): «Але? Голубчик! Это говорит Маршак. Я видел Ваши переводы в «Мурзилке». Алё? Приходите, пожалуйста, ко мне». И я пошла к Маршаку. Я тогда только начинала писать, а он разговаривал так, как будто он Маршак и я Маршак. Я вышла от него, и словно во мне внутри лампочку зажгли».
В последние годы она много работала, заново перевела повесть Астрид Лингрен «Мио, мой Мио».
Литературный критик Ксения Молдавская была близка с Токмаковой: «Её стихи — это игра и радость. Даже то, что они вошли в учебники, не лишило их жизни. А шотландские песенки «Пегги», «Крошка Вилли-Винки» можно воспринимать как факт языка, это уже навсегда. Отдельного разговора заслуживает случай на заседании Совета по детской книге России:
– Мне девяносто лет, – сказал Сергей Михалков, – а в девяносто лет надо уже принимать взвешенные решения. Выдвиньте лучше Ирочку. Ирочка молодая, ей нет еще и восьмидесяти.
Пятнадцать лет прошло с того заседания, а у меня до сих пор про Ирину Петровну первая ассоциация — Ирочка молодая. Месяц назад ей исполнилось 89. Девяносто уже не исполнится никогда».